Не вся неправда Кара-Мурзы.
Aug. 3rd, 2008 10:27 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
monco83Эта статья впервые была размещена здесь.
http://vif2ne.ru/vstrecha/forum/5/co/10460.htm
Новая книга Кара-Мурзы “Маркс против русской революции” представляет собой просто фантастическое нагромождение небылиц и нелепостей, одна хлеще другой. По плотности альтернативно изложенных фактов на страницу текста эта книга может поспорить лишь с бессмертными произведениями Виктора Богдановича Резуна. Чтобы наглядно это проиллюстрировать, я выбрал следующую форму рецензирования – открыл книгу на произвольной странице и прошёлся по следующим нескольким страницам построчно разбирая фактические утверждения автора.
Нумерация страниц книги СГКМ дана по электронной версии книги http://vif2ne.ru/vstrecha/forum/files/Monco/(080310210929)_ME_RR.rar .
1. (стр. 85) Пункт первый, который даёт наглядное представление о методах цитирования Кара-Мурзы.
>Выступая против уравнительства и против «преждевременной» борьбы рабочих против капиталистов за свои интересы, Маркс представляет реакционным даже простодушное требование рабочих повысить им зарплату становится, если им удается этого повышения добиться (например, с помощью забастовки). Он пишет: «Насильственное повышение заработной платы (не говоря уже о всех прочих трудностях, не говоря уже о том, что такое повышение как аномалию можно было бы сохранять тоже только насильственно) было бы… не более чем лучшей оплатой раба и не завоевало бы ни рабочему, ни труду их человеческого назначения и достоинства» [115, с. 97]. Как ни пытаюсь, не могу понять, почему повышение зарплаты «не завоевало бы рабочему его человеческого назначения».
Утверждение, что Маркс считал реакционной борьбу пролетариата за повышение заработной платы, - первый пример из длинного ряда альтернативно изложенных Кара-Мурзой фактов, который нам предстоит рассмотреть. В выбранном им отрывке из главы “Отчуждённый труд” “Философско-экономических рукописей” http://www.marxists.org/russkij/marx/1844/manuscr/4.htm
речь идёт о том, что в условиях частной собственности отчуждённый труд работника остаётся отчуждённым, несмотря на повышение заработной платы работника, и ни о чём больше.
Смехотворность обвинений, выдвинутых Кара-Мурзой против Маркса, ясна каждому, кто хоть немного знаком с политэкономией марксизма и с историей жизни и деятельности Карла Маркса. Поэтому жертвами манипуляций Кара-Мурзы становятся лишь те товарищи, которые совершенно не знакомы с марксизмом. Ради них мне придётся остановиться на этом вопросе более подробно. Для этого я считаю нужным обратиться к работе Маркса “Заработная плата, цена и прибыль” [1, 101-155]. Данная работа представляет собой доклад Маркса, прочитанный им на двух заседаниях Генерального Совета Интернационала 20 и 27 июня 1865-го года и направленный против взглядов одного из деятелей I-го Интернационала - Уэстона, который выступал с идеями о том, что борьба рабочих за повышение их заработной платы не способна улучшить их материального положения.
Сегодня вечером экстренное заседание Интернационала. Один славный чудак, старый оуэнист Уэстон (плотник) выставил два положения, которые он постоянно защищает в «Bee-Hive»:
1) что общее повышение уровня заработной платы не может принести рабочим никакой
пользы;
2) что вследствие этого и пр. тред-юнионы приносят вред.
Если бы оба эти тезиса, в которые в нашем Товарищество верит лишь он один, были приняты, мы оказались бы в самом смешном положении как перед лицом здешних тред-юнионов, так и перед лицом той эпидемии стачек, которая царит теперь на континенте.
...
Разумеется, от меня ждут опровержения этих взглядов.(МАРКС — ЭНГЕЛЬСУ, 20 МАЯ 1865 г. [2, 102-103])
Обратимся к тексту этой работы:
Этих немногих замечаний будет достаточно, чтобы показать, что самое развитие современной промышленности должно все более склонять чашу весов в пользу капиталиста и в ущерб рабочему и что, следовательно, общая тенденция капиталистического производства ведет не к повышению среднего уровня заработной платы, а к понижению его, то есть в большей или меньшей степени низводит стоимость труда до ее минимального предела. Но если положение вещей при современной системе имеет такую тенденцию, то значит ли это, что рабочий класс должен отказаться от борьбы с грабительскими посягательствами капитала и прекратить свои попытки использовать представляющиеся возможности для временного улучшения своего положения? Если бы рабочие так поступили, они выродились бы в сплошную массу опустившихся бедняков, которым уже нет спасения. Надеюсь, я показал, что борьба рабочих за уровень заработной платы неразрывно связана со всей системой наемного труда, что стремления рабочих повысить заработную плату в 99 случаях из 100 являются лишь усилиями сохранить уже существующую оплату стоимости труда и что необходимость бороться с капиталистами за цену труда коренится в положении рабочих, которое вынуждает их продавать самих себя как товар. Если бы рабочие малодушно уступали в своих повседневных столкновениях с капиталом, они несомненно утратили бы способность начать какое-либо более широкое движение.
Вместе с тем, даже если совершенно оставить в стороне то общее закрепощение рабочих, которое связано с системой наемного труда, рабочий класс не должен преувеличивать конечные результаты этой повседневной борьбы. Он не должен забывать, что в этой повседневной борьбе он борется лишь против следствий, а не против причин, порождающих эти следствия; что он лишь задерживает движение вниз, но не меняет направления этого движения; что он применяет лишь паллиативы, а не излечивает болезнь. Поэтому рабочие не должны ограничиваться исключительно этими неизбежными партизанскими схватками, которые непрестанно порождаются никогда не прекращающимся наступлением капитала или изменениями рынка. Они должны понять, что современная система при всей той нищете, которую она с собой несет, вместе с тем создает материальные условия и общественные формы, необходимые для экономического переустройства общества. Вместо консервативного девиза: «Справедливая заработная плата за справедливый рабочий день!», рабочие должны написать на своем знамени революционный лозунг: «Уничтожение системы наемного труда!»[16, 154-155]
Т.о., уничтожение системы капиталистических отношений выдвигается Марксом как основная цель рабочего движения, а борьба рабочих за повышение заработной платы рассматривается как необходимая составляющая этого движения.
>После декабря 1991 г. марксисты на Западе и в СССР перешли от критики «казарменного коммунизма» к прямой пропаганде не только эксплуатации трудящихся, но и безработицы и даже бедности.
Неудивительно, что Кара-Мурза не приводит имён этих марксистов.
>Надо же помогать «колесу истории»! На этапе перестройки, готовя общество к приватизации, наши рыночники опирались на Маркса, на его веру в то, что отношения купли-продажи и есть “свобода”. Л.С. Мамут (отец известного олигарха) цитирует Маркса: “В обмене, покоящемся на меновых стоимостях, свобода и равенство не только уважаются, но обмен меновыми стоимостями представляет собой производительный, реальный базис всякого равенства и всякой свободы. Как чистые идеи, равенство и свобода представляют собой всего лишь идеализированные выражения обмена меновыми стоимостями: будучи развиты в юридических, политических, социальных отношениях, они представляют собой все тот же базис, но в некоторой другой степени” [118, с. 191].
>При этом всем было прекрасно известно, что в действительности “обмен, покоящийся на меновых стоимостях”, вовсе не является «реальным базисом всякого равенства и всякой свободы», что сам же Маркс и доказывал на примере купли-продажи рабочей силы. Но вывод из неравенства рабочего и капиталиста при таком обмене Маркс делал такой: «Если один беднеет, а другой обогащается, то это их добрая воля, и это отнюдь не вытекает из самих экономических отношений, из самой экономической связи, в которой они находятся между собой» [118, с. 194]. Так что Чубайс, с томом Маркса в руке, мог бы прямо крикнуть нам: «Я принес вам равенство и свободу!»
Здесь Кара-Мурза приводит цитаты из главы “Простое обращение товаров в системе производственных отношений буржуазного общества. Буржуазное равенство и буружуазная свобода” из экономических рукописей 1857-1859 годов. В начале этой главы читаем:
С другой стороны, в определении денежного отношения, поскольку оно до сих пор рассматривалось в его чистой форме и вне связи с более развитыми производственными отношениями, заложено, что в денежных отношениях, взятых в их простом виде, все имманентные буржуазному обществу антагонизмы кажутся погашенными; поэтому буржуазная демократия в еще большей степени, чем буржуазные экономисты (эти, по крайней мере, настолько последовательны, что возвращаются назад к еще более простому определению меновой стоимости и обмена), все снова и снова обращается к денежному отношению в целях апологетики существующих экономических отношений.[3, 187]
Ничто не ново под Луной, и цитируемые Кара-Мурзой идеологи реформ использует те же самые приёмы буржуазных апологетов, на которые ещё 150 лет назад указал Маркс. А чтобы читатель смог оценить добросовестность Кара-Мурзы, который на основании вырванных из контекста цитат записывает Маркса в одну компанию с вульгарными буржуазными апологетами, достаточно полностью привести рассуждения Маркса, из которых были взяты цитаты.
Может показаться, что в третьей форме денег появляется различие в определении субъектов процесса. Однако поскольку деньги здесь выступают как материал для контрактов, как всеобщий товар контрактов, постольку всякие различия между контрагентами, как раз наоборот, погашены. Когда деньги становятся предметом накопления, кажется, будто субъект здесь [II—11] извлекает из обращения деньги, всеобщую форму богатства лишь потому, что он не извлекает из него на равную сумму товаров. Итак, если один индивид накопляет, а другой — нет, то никто из них не делает этого в ущерб другому. Один пользуется реальным богатством, другой овладевает всеобщей формой богатства. Если один беднеет, а другой обогащается, то это их добрая воля, и это отнюдь не вытекает из самих экономических отношений, из самой экономической связи, в которой они находятся между собой. Даже наследование и подобные ему юридические отношения, увековечивающие возникающие таким путем неравенства, не наносят этим естественным свободе и равенству никакого ущерба. Если первоначальное положение индивида А не находится в противоречии с этой системой, то противоречие это уж конечно не может возникнуть из того, что на место индивида А приходит увековечивающий первоначальное положение индивид В. Напротив, здесь социальное определение приобретает силу за пределами естественных границ жизни индивида: происходит упрочение этого социального определения в противовес случайному действию природы, воздействие которой, как таковое, было бы, наоборот, уничтожением свободы индивида. К тому же, так как в рассматриваемом отношении индивид представляет собой лишь индивидуализацию денег, то в этом качестве он столь же бессмертен, как и деньги, и его представительство через наследников является, наоборот, осуществлением указанного социального определения.
Когда подобный способ понимания выдвигается не в его историческом значении, а используется полемически для опровержения более развитых экономических отношений, при которых индивиды выступают уже не только как обменивающиеся или как покупатели и продавцы, но и как люди, находящиеся в определенных отношениях друг к другу и уже не фигурирующие все без различия в одной и той же определенности, — то это все равно, как если бы кто-нибудь захотел утверждать, что не существует никакого различия, а тем более противоположности и противоречия между природными телами, потому что они, будучи взяты, например, в определении тяжести, все имеют тяжесть и потому одинаковы; или одинаковы потому, что все они существуют в пространстве трех измерений. Саму меновую стоимость здесь также фиксируют в ее простой определенности, в противовес ее более развитым антагонистическим формам. Будучи рассматриваемы в ходе развития науки, эти абстрактные определения как раз выступают первыми и наиболее скудными, как это отчасти с ними бывает и в истории; более развитое выступает как более позднее. В существующем буржуазном обществе, взятом в его совокупности, это полагание товаров в качестве цен, их обращение и т. д. выступают как поверхностный процесс, между тем как в глубине, под ним, протекают совершенно иные процессы, в которых эти кажущиеся равенство и свобода индивидов исчезают.
С одной стороны, забывают, что предполагание меновой стоимости в качестве объективной основы всей производственной системы в целом с самого начала уже заключает в себе принуждение индивида; что его непосредственный продукт не есть продукт для него, а становится таковым лишь в общественном процессе и вынужден принимать эту всеобщую и все же внешнюю форму; что индивид теперь только и существует как производитель меновой стоимости (тем самым уже дано полное отрицание его природного существования: индивид, стало быть, целиком определен обществом); что эта предпосылка предполагает, далее, разделение труда и т. д., где индивид поставлен уже в иные отношения, чем отношения просто обменивающихся, и т. д. Забывают, следовательно, что предполагание меновой стоимости не только никоим образом не вытекает ни из воли, ни из непосредственной природы индивида, но является исторической предпосылкой и уже полагает наличие индивида как индивида, определяемого обществом.[3, 193-195]
2. (стр. 86) “Грубый крестьянский коммунизм” и разрушители общины.
>Эти виртуозные марксисты вышли на политическую арену в России в конце ХХ века, в войне против советского строя, который уже просуществовал несколько исторических периодов, доказал свою жизненность и далеко ушел в социальном, технологическом и культурном плане от крестьянского уравнительного коммунизма.
Из сказанного выше мы уже видели, что “виртуозные марксисты” на деле никакого отношения к марксизму не имеют.
>А во второй половине ХIХ века приведенное выше рассуждение о грубом общинном коммунизме было теоретическим основанием для отрицания русской революции самим Марксом.
Давайте коснёмся вышеприведённого рассуждения "о грубом общинном коммунизме".
СГКМ пишет:
>Приведу большую выдержку из «рукописей 1844 г.», потому что в ней проницательно и в карикатурном виде изложены важные черты русского коммунизма, о котором Маркс в то время ничего еще не знал. Он представлял коммунизм, который возникает «без наличия развитого движения частной собственности», когда противоположность между трудом и капиталом «еще не выступает как обусловленная самой частной собственностью», как это и было в России в конце ХIХ – начале ХХ века.
>Вот слова Маркса: «Коммунизм в его первой форме… имеет двоякий вид: во-первых, господство вещественной собственности над ним так велико, что он стремится уничтожить все то, чем, на началах частной собственности, не могут обладать все; он хочет насильственно абстрагироваться от таланта и т. д. Непосредственное физическое обладание представляется ему единственной целью жизни и существования; категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей; отношение частной собственности остается отношением всего общества к миру вещей... (стр. 83)
Заменяя в приведённой Кара-Мурзой цитате отточия текстом Маркса (выделено bold-ом) читаем:
http://www.marxists.org/russkij/marx/1844/manuscr/7.htm
коммунизм есть положительное выражение упразднения частной собственности; на первых порах он выступает как всеобщая частная собственность 55. Беря отношение частной собственности в его всеобщности, коммунизм
1) в его первой форме является лишь обобщением и завершением этого отношения 56. Как таковой он имеет двоякий вид: во-первых, господство вещественной собственности над ним так велико, что он стремится уничтожить все то, чем, на началах частной собственности, не могут обладать все; он хочет насильственно абстрагироваться от таланта и т. д.
Как видим Маркс рассматривает грубый коммунизм, как “положительное выражение упразднения частной собственности”, как “обобщение и завершение этого отношения (отношения частной собственности)”. “Грубый коммунизм” Маркса есть первая фаза всякой коммунистической революции, к выдуманному Кара-Мурзой “русскому коммунизму” эти рассуждения никакого отношения не имеют. Чтобы скрыть сей факт, мэтру пришлось поработать над цитатами с помощью ножниц и клея. А ниже, на стр. 87 “грубый коммунизм” превращается у мэтра уже в “грубый крестьянский коммунизм”. Указанного достаточно чтобы стало ясно, чего стоят все дальнейшие рассуждения СГКМ об отрицании русской революции основоположниками марксизма на основе концепции “грубого коммунизма”.
>Из этой концепции прямо вытекала необходимость разрушения общины и раскрестьянивания России, превращения крестьян в фермеров и сельский пролетариат.
Здесь опять будет полезно припасть к первоисточнику и узнать, что же на самом деле писали по данному вопросу основоположники научного коммунизма, чтобы убедиться, что высосанные из пальца глубокомудрые умозаключения Кара-Мурзы не имеют никакого отношения к реальности.
Анализируя происхождение капиталистического производства, я говорю: «В основе капиталистической системы лежит, таким образом, полное отделение производителя от средств производства... основой всего этого процесса является экспроприация земледельцев. Радикально она осуществлена пока только в Англии... Но все другие страны Западной Европы идут по тому же пути» («Капитал», франц. изд., стр. 315).
Следовательно, «историческая неизбежность» этого процесса точно ограничена странами Западной Европы. Причины, обусловившие это ограничение, указаны в следующем месте XXXII главы:
«Частная собственность, основанная на личном труде... вытесняется капиталистической частной собственностью, основанной на эксплуатации чужого труда, на труде наемном» (там же, стр. 341).
В этом, совершающемся на Западе процессе дело идет, таким образом, о превращении одной формы частной собственности в другую форму частной собственности. У русских же крестьян пришлось бы, наоборот, превратить их общую собственность в частную собственность.
Анализ, представленный в «Капитале», не дает, следовательно, доводов ни за, ни против жизнеспособности русской общины. Но специальные изыскания, которые я произвел на основании материалов, почерпнутых мной из первоисточников, убедили меня, что эта община является точкой опоры социального возрождения России, однако для того чтобы она могла функционировать как таковая, нужно было бы прежде всего устранить тлетворные влияния, которым она подвергается со всех сторон, а затем обеспечить ей нормальные условия свободного развития.(К. Маркс Письмо В.И. Засулич, Лондон, 8 марта 1881 г. [4, 136-137])
Прежде всего Маркс отвергает навязанный ему «Отечественными Записками» взгляд, будто он, так же, как и русские либералы, считает, что для России нет более неотложного дела, как уничтожить крестьянскую общинную собственность и стремительно перейти к капитализму. Его краткое замечание о Герцене в добавлении к первому изданию «Капитала» ровно ничего не доказывает. Это замечание гласит: «Если на европейском континенте влияние капиталистического производства, которое подрывает род людской... будет развиваться, как это было до сих пор, рука об руку с конкуренцией в раздувании масштабов национальной военщины, государственных долгов, налогов, в изящном способе ведения войны и т. д., — то, пожалуй, в конце концов, станет действительно неизбежным омоложение Европы при помощи кнута и обязательного вливания калмыцкой крови, о чем столь серьезно пророчествует полу россиянин, но зато полный московит Герцен (заметим, между прочим, что этот беллетрист сделал свои открытия относительно «русского коммунизма» не в России, а в сочинении прусского регирунгсрата Гакстгаузена)» («Капитал», т. I, первое немецкое издание, стр. 763). Затем Маркс продолжает: это место «ни в коем случае не может служить ключом к моим воззрениям на усилия» (далее в подлиннике следует цитата на русском языке) «русских людей найти для своего отечества путь развития, отличный от того, которым шла и идет Западная Европа» и т. д.(Энгельс. Послесловие к работе «О социальном вопросе в России» [5, 448-449])
Итак, общефилософские рассуждения Маркса о “положительном выражении упразднения частной собственности” не имеют никакого отношения к вопросу о генезисе капитализма в России, о судьбах русской общины и мелкого крестьянского хозяйства. Всё это “вопрос факта”, как говаривал Ленин. Кара-Мурза фактов не касается, ему главное поругаться на марксистов. Когда же он касается фактов, получается следующее.
>Маркс писал в «Капитале»: «Итак, к чему сводится первоначальное накопление капитала, т.е. его исторический генезис? Поскольку оно не представляет собой непосредственного превращения рабов и крепостных в наемных рабочих и, следовательно, простой смены формы, оно означает лишь экспроприацию непосредственных производителей, т. е. уничтожение частной собственности, покоящейся на собственном труде» [100, с. 770].
>Но в России крестьяне не имели «частной собственности, покоящейся на собственном труде» (за исключением деревянной сохи и небольшого количества скота) - земля находилась в общинной и феодальной собственности.
Кара-Мурза забывает, что неотчуждаемость надела не отменяет мелкобуржуазный характер крестьянского хозяйства. Все признаки такого хозяйства - независимое ведение хозяйства каждой крестьянской семьёй, независимое распоряжение продуктом труда, находящиеся в частной собственности средства производства (рабочий скот и сельхоз инвентарь) – были в крестьянской общине налицо. Образование пролетариата шло в России не через радикальную насильственную экспроприацию, основным механизмом здесь было внутреннее разложение общины. Вопрос этот широко освещался Лениным в работе “Развитие капитализма в России”, но с этой книгой СГКМ избегает спорить по существу.
>Более того, и феодальная собственность не была частной. Исторически в ходе собирания земель, в процессе превращения «удельной Руси в Московскую», шло упразднение зачатков частной собственности – процесс, обратный тому, что наблюдалось на Западе. Владение землей стало государственной платой за обязательную службу. Историк Р. Пайпс пишет: «Введение обязательной службы для всех землевладельцев означало... упразднение частной собственности на землю. Это произошло как раз в то время, когда Западная Европа двигалась в противоположном направлении. После опричнины частная собственность на землю больше не играла в Московской Руси сколько-нибудь значительной роли» (цит. по (119]).
Из этих преданий старины глубокой Кара-Мурза выводит, что в конце XIX-го века в России не было частной собственности на землю. Прекрасный образец полемики!
3. (стр. 87) О том как злые марксисты травили народников
>Энгельс в связи с брошюрами Ткачева предупреждал в 1875 г.: «Русские должны будут покориться той неизбежной международной судьбе, что отныне их движение будет происходить на глазах и под контролем остальной Европы» [88, с. 526]. К чему же свелся этот европейский контроль? Прежде всего, к атаке на российское народничество и к побуждению русских марксистов вести такие атаки и внутри России.
Давайте последуем нашему обычному правилу и возьмём цитату в более широком контексте.
Множество странных явлений, происходивших в русском движении, объясняется тем, что долгое время всякое русское сочинение было для Запада книгой за семью печатями и что поэтому Бакунину и иже с ним легко было скрыть от Запада свои проделки, давно уже известные среди русских. … Теперь этому наступил конец. Знание русского языка, — языка, который всемерно заслуживает изучения и сам по себе, как один из самых сильных и самых богатых из живых языков, и ради раскрываемой им литературы, — теперь уж не такая редкость, по крайней мере, среди немецких социал-демократов. Русские должны будут покориться той неизбежной международной судьбе, что отныне их движение будет происходить на глазах и под контролем остальной Европы. Никому не пришлось так тяжко поплатиться за прежнюю замкнутость, как им самим. Если бы не эта замкнутость, их нельзя было бы годами так позорно дурачить, как делали это Бакунин и иже с ним. И больше всего пользы от критики со стороны Запада, от взаимного международного воздействия различных западноевропейских движений на русское и обратно, от осуществляющегося, наконец, слияния русского движения с общеевропейским извлекут сами русские.[6, 526]
Весь зловещий контроль “остальной Европы” свёлся на то, что русский язык получает широкое распространение в среде немецкой социал-демократии, и теперь всякий немецкий социал-демократ может критиковать народника, если последнее придёт ему в голову. Мы видим, что Энгельс приветствует тот факт, что русское революционное движение становится равноправным участником общеевропейского движения. "Контроль остальной Европы" - всего лишь прозрачность русских дел, а Кара-Мурза трактует подобный контроль, как подчинение.
>Энгельс пишет Вере Засулич (3 апреля 1890 г.): «Совершенно согласен с Вами, что необходимо везде и всюду бороться против народничества - немецкого, французского, английского или русского. Но это не меняет моего мнения, что было бы лучше, если бы те вещи, которые пришлось сказать мне, были сказаны кем-либо из русских» [?*].
>Приняв эти установки, российские марксисты много сделали для разгрома народников
Жаль, что Кара-Мурза не объясняет кто такие английские, немецкие и французские народники – неужели это тоже “русские коммунисты”, которые собрались в своих странах строить коммунизм из сельской крестьянской общины? Но важно даже не это. Из приведённого отрывка видно, что Энгельс отказывается вмешивать в спор русских марксистов и народников свой авторитет - “было бы лучше, если бы те вещи, которые пришлось сказать мне, были сказаны кем-либо из русских”.
Ещё один пример:
Для меня историческая теория Маркса — основное условие всякой выдержанной и последовательной революционной тактики; чтобы найти эту тактику, нужно только приложить теорию к экономическим и политическим условиям данной страны.
Но для этого необходимо знать эти условия; что же касается меня, то я слишком мало знаком с современным положением в России, чтобы взять на себя смелость судить о частных вопросах тактики, которой следует придерживаться там в тот или иной момент. Кроме того, внутренняя, сокровенная история русской революционной партии, в особенности за последние годы, мне почти совершенно неизвестна. Мои друзья из народовольцев мне о ней никогда не говорили. А это — необходимое условие, чтобы составить себе определенное мнение.(ЭНГЕЛЬС ВЕРЕ ИВАНОВНЕ ЗАСУЛИЧ В ЖЕНЕВУ Лондон, 23 апреля 1885 г. [36, 163])
Т.е. и здесь Энгельс, которого Кара-Мурза силится изобразить организатором травли народников, тактично отклоняет предложение открыто выступить на стороне одной из российских революционных партий.
4. (стр. 88) О чтении Энгельгардта между строк.
>Таким образом, Ленин исходит из того постулата, который мы находим уже в предисловии к «Капиталу» Маркса – капиталистический способ производства может охватить все пространство («весь аграрный строй государства становится капиталистическим»). То есть, вся сельская Россия в принципе может стать капиталистической, и к этому направлена русская революция. И народники, и А.Н. Энгельгардт в своих «Письмах из деревни» старались показать, что это невозможно именно в принципе, а не из-за умственной косности крестьянства.
Дело в том, что А.Н. Энгельгардт в своих “12 письмах из деревни” вопрос, поставленный подобным образом, просто не рассматривал. Зато сумел организовать в своём имении образцовое капиталистическое хозяйство...
5. (стр. 88) О тайном внутреннем перевороте Ленина в 1908-ом году, в результате которого он превратился из марксиста в законспирированного народника
>Предвидения о буржуазном характере русской революции не сбылись. Революция 1905-1907 гг. свершилась, а капиталистического хозяйства как господствующего уклада не сложилось ни в одном из ее течений.
Вот цитата из письма Ленина Скворцову-Степняку, на которое Кара-Мурза ссылается в дальнейшем как на доказательство поворота Ленина от марксизма к народничеству.
новые события (и события всемирно-исторической важности, каковы 1905—1907 гг.) поставили вопрос более конкретный, более детальный, вопрос о борьбе двух путей или методов капиталистического аграрного развития. Когда мы боролись с народниками за доказательство того, что этот путь неизбежно и бесповоротно — капиталистический, мы были вполне правы и мы не могли не сосредоточить всей силы, всего внимания на вопросе: капитализм или «народное производство». Это было и естественно, и неизбежно, и законно. Но теперь этот вопрос решен и теорией и жизнью (ибо мелкобуржуазность трудовика en masse доказана новейшей русской историей), а на очередь поставлен другой, высший вопрос: капитализм типа А или капитализм типа Б? И, по моему крайнему разумению, Ильин был прав, когда в предисловии ко второму изданию книги указал, что из нее вытекает возможность двух видов капиталистического аграрного развития и что историческая борьба этих видов еще не кончена.[7, 228]
>После 1908 г. Ленин уже по-иному представляет сущность спора марксистов с народниками. Он пишет в письме И.И. Скворцову-Степанову: «Воюя с народничеством как с неверной доктриной социализма, меньшевики доктринерски просмотрели, прозевали исторически реальное и прогрессивное историческое содержание народничества... Отсюда их чудовищная, идиотская, ренегатская идея, что крестьянское движение реакционно, что кадет прогрессивнее трудовика, что «диктатура пролетариата и крестьянства» (классическая постановка) противоречит «всему ходу хозяйственного развития». «Противоречит всему ходу хозяйственного развития» - это ли не реакционность?!» [122, с. 229].
>Из этого ясно видно, что трактовка, которую давал проблеме сам Ленин за десять лет до этого, ушла в прошлое, он о ней даже не вспоминает. «Чудовищная, идиотская, ренегатская идея» меньшевиков, не понявших прогрессивного содержания народничества - это полное отрицание марксистской догмы.
Чтобы оценить весь юмор СГКМ, необходимо полностью прочесть письмо Ленина Скворцову-Степанову [7, 226-232]. Я же лишь укажу на то, что крестьяне рассматривались Лениным в качестве революционной силы ещё в 1899-ом году.
Таким образом, русский социал-демократ, даже если он принадлежит (как пишущий эти строки) к решительным противникам охраны или поддержки мелкой собственности или мелкого хозяйства в капиталистическом обществе, т. е. даже если и в аграрном вопросе он становится (как пишущий эти строки) на сторону тех марксистов, которых всякие буржуи и оппортунисты любят теперь ругать «догматиками» и «правоверными», — может и должен, нисколько не изменяя своим убеждениям, а, напротив, именно в силу этих убеждений — стоять за то, чтобы рабочая партия поставила на своем знамени поддержку крестьянства (отнюдь не как класса мелких собственников или мелких хозяев), поскольку это крестьянство способно на революционную борьбу против остатков крепостничества вообще и против абсолютизма в частности.
...
рабочая партия не может, не нарушая основных заветов марксизма и не совершая громадной политической ошибки, пройти мимо тех революционных элементов, которые есть и в крестьянстве, не оказать поддержки этим элементам.(“Проект программы нашей партии” [8, 227-229])
Загадочным сфинксом встают эти строки перед историософией Кара-Мурзы, писанные в год окончания работы над “Развитием капитализма в России” задолго до пресловутого переворота в сознании Ильича.
Продолжение статьи...
http://vif2ne.ru/vstrecha/forum/5/co/10460.htm
Новая книга Кара-Мурзы “Маркс против русской революции” представляет собой просто фантастическое нагромождение небылиц и нелепостей, одна хлеще другой. По плотности альтернативно изложенных фактов на страницу текста эта книга может поспорить лишь с бессмертными произведениями Виктора Богдановича Резуна. Чтобы наглядно это проиллюстрировать, я выбрал следующую форму рецензирования – открыл книгу на произвольной странице и прошёлся по следующим нескольким страницам построчно разбирая фактические утверждения автора.
Нумерация страниц книги СГКМ дана по электронной версии книги http://vif2ne.ru/vstrecha/forum/files/Monco/(080310210929)_ME_RR.rar .
1. (стр. 85) Пункт первый, который даёт наглядное представление о методах цитирования Кара-Мурзы.
>Выступая против уравнительства и против «преждевременной» борьбы рабочих против капиталистов за свои интересы, Маркс представляет реакционным даже простодушное требование рабочих повысить им зарплату становится, если им удается этого повышения добиться (например, с помощью забастовки). Он пишет: «Насильственное повышение заработной платы (не говоря уже о всех прочих трудностях, не говоря уже о том, что такое повышение как аномалию можно было бы сохранять тоже только насильственно) было бы… не более чем лучшей оплатой раба и не завоевало бы ни рабочему, ни труду их человеческого назначения и достоинства» [115, с. 97]. Как ни пытаюсь, не могу понять, почему повышение зарплаты «не завоевало бы рабочему его человеческого назначения».
Утверждение, что Маркс считал реакционной борьбу пролетариата за повышение заработной платы, - первый пример из длинного ряда альтернативно изложенных Кара-Мурзой фактов, который нам предстоит рассмотреть. В выбранном им отрывке из главы “Отчуждённый труд” “Философско-экономических рукописей” http://www.marxists.org/russkij/marx/1844/manuscr/4.htm
речь идёт о том, что в условиях частной собственности отчуждённый труд работника остаётся отчуждённым, несмотря на повышение заработной платы работника, и ни о чём больше.
Смехотворность обвинений, выдвинутых Кара-Мурзой против Маркса, ясна каждому, кто хоть немного знаком с политэкономией марксизма и с историей жизни и деятельности Карла Маркса. Поэтому жертвами манипуляций Кара-Мурзы становятся лишь те товарищи, которые совершенно не знакомы с марксизмом. Ради них мне придётся остановиться на этом вопросе более подробно. Для этого я считаю нужным обратиться к работе Маркса “Заработная плата, цена и прибыль” [1, 101-155]. Данная работа представляет собой доклад Маркса, прочитанный им на двух заседаниях Генерального Совета Интернационала 20 и 27 июня 1865-го года и направленный против взглядов одного из деятелей I-го Интернационала - Уэстона, который выступал с идеями о том, что борьба рабочих за повышение их заработной платы не способна улучшить их материального положения.
Сегодня вечером экстренное заседание Интернационала. Один славный чудак, старый оуэнист Уэстон (плотник) выставил два положения, которые он постоянно защищает в «Bee-Hive»:
1) что общее повышение уровня заработной платы не может принести рабочим никакой
пользы;
2) что вследствие этого и пр. тред-юнионы приносят вред.
Если бы оба эти тезиса, в которые в нашем Товарищество верит лишь он один, были приняты, мы оказались бы в самом смешном положении как перед лицом здешних тред-юнионов, так и перед лицом той эпидемии стачек, которая царит теперь на континенте.
...
Разумеется, от меня ждут опровержения этих взглядов.(МАРКС — ЭНГЕЛЬСУ, 20 МАЯ 1865 г. [2, 102-103])
Обратимся к тексту этой работы:
Этих немногих замечаний будет достаточно, чтобы показать, что самое развитие современной промышленности должно все более склонять чашу весов в пользу капиталиста и в ущерб рабочему и что, следовательно, общая тенденция капиталистического производства ведет не к повышению среднего уровня заработной платы, а к понижению его, то есть в большей или меньшей степени низводит стоимость труда до ее минимального предела. Но если положение вещей при современной системе имеет такую тенденцию, то значит ли это, что рабочий класс должен отказаться от борьбы с грабительскими посягательствами капитала и прекратить свои попытки использовать представляющиеся возможности для временного улучшения своего положения? Если бы рабочие так поступили, они выродились бы в сплошную массу опустившихся бедняков, которым уже нет спасения. Надеюсь, я показал, что борьба рабочих за уровень заработной платы неразрывно связана со всей системой наемного труда, что стремления рабочих повысить заработную плату в 99 случаях из 100 являются лишь усилиями сохранить уже существующую оплату стоимости труда и что необходимость бороться с капиталистами за цену труда коренится в положении рабочих, которое вынуждает их продавать самих себя как товар. Если бы рабочие малодушно уступали в своих повседневных столкновениях с капиталом, они несомненно утратили бы способность начать какое-либо более широкое движение.
Вместе с тем, даже если совершенно оставить в стороне то общее закрепощение рабочих, которое связано с системой наемного труда, рабочий класс не должен преувеличивать конечные результаты этой повседневной борьбы. Он не должен забывать, что в этой повседневной борьбе он борется лишь против следствий, а не против причин, порождающих эти следствия; что он лишь задерживает движение вниз, но не меняет направления этого движения; что он применяет лишь паллиативы, а не излечивает болезнь. Поэтому рабочие не должны ограничиваться исключительно этими неизбежными партизанскими схватками, которые непрестанно порождаются никогда не прекращающимся наступлением капитала или изменениями рынка. Они должны понять, что современная система при всей той нищете, которую она с собой несет, вместе с тем создает материальные условия и общественные формы, необходимые для экономического переустройства общества. Вместо консервативного девиза: «Справедливая заработная плата за справедливый рабочий день!», рабочие должны написать на своем знамени революционный лозунг: «Уничтожение системы наемного труда!»[16, 154-155]
Т.о., уничтожение системы капиталистических отношений выдвигается Марксом как основная цель рабочего движения, а борьба рабочих за повышение заработной платы рассматривается как необходимая составляющая этого движения.
>После декабря 1991 г. марксисты на Западе и в СССР перешли от критики «казарменного коммунизма» к прямой пропаганде не только эксплуатации трудящихся, но и безработицы и даже бедности.
Неудивительно, что Кара-Мурза не приводит имён этих марксистов.
>Надо же помогать «колесу истории»! На этапе перестройки, готовя общество к приватизации, наши рыночники опирались на Маркса, на его веру в то, что отношения купли-продажи и есть “свобода”. Л.С. Мамут (отец известного олигарха) цитирует Маркса: “В обмене, покоящемся на меновых стоимостях, свобода и равенство не только уважаются, но обмен меновыми стоимостями представляет собой производительный, реальный базис всякого равенства и всякой свободы. Как чистые идеи, равенство и свобода представляют собой всего лишь идеализированные выражения обмена меновыми стоимостями: будучи развиты в юридических, политических, социальных отношениях, они представляют собой все тот же базис, но в некоторой другой степени” [118, с. 191].
>При этом всем было прекрасно известно, что в действительности “обмен, покоящийся на меновых стоимостях”, вовсе не является «реальным базисом всякого равенства и всякой свободы», что сам же Маркс и доказывал на примере купли-продажи рабочей силы. Но вывод из неравенства рабочего и капиталиста при таком обмене Маркс делал такой: «Если один беднеет, а другой обогащается, то это их добрая воля, и это отнюдь не вытекает из самих экономических отношений, из самой экономической связи, в которой они находятся между собой» [118, с. 194]. Так что Чубайс, с томом Маркса в руке, мог бы прямо крикнуть нам: «Я принес вам равенство и свободу!»
Здесь Кара-Мурза приводит цитаты из главы “Простое обращение товаров в системе производственных отношений буржуазного общества. Буржуазное равенство и буружуазная свобода” из экономических рукописей 1857-1859 годов. В начале этой главы читаем:
С другой стороны, в определении денежного отношения, поскольку оно до сих пор рассматривалось в его чистой форме и вне связи с более развитыми производственными отношениями, заложено, что в денежных отношениях, взятых в их простом виде, все имманентные буржуазному обществу антагонизмы кажутся погашенными; поэтому буржуазная демократия в еще большей степени, чем буржуазные экономисты (эти, по крайней мере, настолько последовательны, что возвращаются назад к еще более простому определению меновой стоимости и обмена), все снова и снова обращается к денежному отношению в целях апологетики существующих экономических отношений.[3, 187]
Ничто не ново под Луной, и цитируемые Кара-Мурзой идеологи реформ использует те же самые приёмы буржуазных апологетов, на которые ещё 150 лет назад указал Маркс. А чтобы читатель смог оценить добросовестность Кара-Мурзы, который на основании вырванных из контекста цитат записывает Маркса в одну компанию с вульгарными буржуазными апологетами, достаточно полностью привести рассуждения Маркса, из которых были взяты цитаты.
Может показаться, что в третьей форме денег появляется различие в определении субъектов процесса. Однако поскольку деньги здесь выступают как материал для контрактов, как всеобщий товар контрактов, постольку всякие различия между контрагентами, как раз наоборот, погашены. Когда деньги становятся предметом накопления, кажется, будто субъект здесь [II—11] извлекает из обращения деньги, всеобщую форму богатства лишь потому, что он не извлекает из него на равную сумму товаров. Итак, если один индивид накопляет, а другой — нет, то никто из них не делает этого в ущерб другому. Один пользуется реальным богатством, другой овладевает всеобщей формой богатства. Если один беднеет, а другой обогащается, то это их добрая воля, и это отнюдь не вытекает из самих экономических отношений, из самой экономической связи, в которой они находятся между собой. Даже наследование и подобные ему юридические отношения, увековечивающие возникающие таким путем неравенства, не наносят этим естественным свободе и равенству никакого ущерба. Если первоначальное положение индивида А не находится в противоречии с этой системой, то противоречие это уж конечно не может возникнуть из того, что на место индивида А приходит увековечивающий первоначальное положение индивид В. Напротив, здесь социальное определение приобретает силу за пределами естественных границ жизни индивида: происходит упрочение этого социального определения в противовес случайному действию природы, воздействие которой, как таковое, было бы, наоборот, уничтожением свободы индивида. К тому же, так как в рассматриваемом отношении индивид представляет собой лишь индивидуализацию денег, то в этом качестве он столь же бессмертен, как и деньги, и его представительство через наследников является, наоборот, осуществлением указанного социального определения.
Когда подобный способ понимания выдвигается не в его историческом значении, а используется полемически для опровержения более развитых экономических отношений, при которых индивиды выступают уже не только как обменивающиеся или как покупатели и продавцы, но и как люди, находящиеся в определенных отношениях друг к другу и уже не фигурирующие все без различия в одной и той же определенности, — то это все равно, как если бы кто-нибудь захотел утверждать, что не существует никакого различия, а тем более противоположности и противоречия между природными телами, потому что они, будучи взяты, например, в определении тяжести, все имеют тяжесть и потому одинаковы; или одинаковы потому, что все они существуют в пространстве трех измерений. Саму меновую стоимость здесь также фиксируют в ее простой определенности, в противовес ее более развитым антагонистическим формам. Будучи рассматриваемы в ходе развития науки, эти абстрактные определения как раз выступают первыми и наиболее скудными, как это отчасти с ними бывает и в истории; более развитое выступает как более позднее. В существующем буржуазном обществе, взятом в его совокупности, это полагание товаров в качестве цен, их обращение и т. д. выступают как поверхностный процесс, между тем как в глубине, под ним, протекают совершенно иные процессы, в которых эти кажущиеся равенство и свобода индивидов исчезают.
С одной стороны, забывают, что предполагание меновой стоимости в качестве объективной основы всей производственной системы в целом с самого начала уже заключает в себе принуждение индивида; что его непосредственный продукт не есть продукт для него, а становится таковым лишь в общественном процессе и вынужден принимать эту всеобщую и все же внешнюю форму; что индивид теперь только и существует как производитель меновой стоимости (тем самым уже дано полное отрицание его природного существования: индивид, стало быть, целиком определен обществом); что эта предпосылка предполагает, далее, разделение труда и т. д., где индивид поставлен уже в иные отношения, чем отношения просто обменивающихся, и т. д. Забывают, следовательно, что предполагание меновой стоимости не только никоим образом не вытекает ни из воли, ни из непосредственной природы индивида, но является исторической предпосылкой и уже полагает наличие индивида как индивида, определяемого обществом.[3, 193-195]
2. (стр. 86) “Грубый крестьянский коммунизм” и разрушители общины.
>Эти виртуозные марксисты вышли на политическую арену в России в конце ХХ века, в войне против советского строя, который уже просуществовал несколько исторических периодов, доказал свою жизненность и далеко ушел в социальном, технологическом и культурном плане от крестьянского уравнительного коммунизма.
Из сказанного выше мы уже видели, что “виртуозные марксисты” на деле никакого отношения к марксизму не имеют.
>А во второй половине ХIХ века приведенное выше рассуждение о грубом общинном коммунизме было теоретическим основанием для отрицания русской революции самим Марксом.
Давайте коснёмся вышеприведённого рассуждения "о грубом общинном коммунизме".
СГКМ пишет:
>Приведу большую выдержку из «рукописей 1844 г.», потому что в ней проницательно и в карикатурном виде изложены важные черты русского коммунизма, о котором Маркс в то время ничего еще не знал. Он представлял коммунизм, который возникает «без наличия развитого движения частной собственности», когда противоположность между трудом и капиталом «еще не выступает как обусловленная самой частной собственностью», как это и было в России в конце ХIХ – начале ХХ века.
>Вот слова Маркса: «Коммунизм в его первой форме… имеет двоякий вид: во-первых, господство вещественной собственности над ним так велико, что он стремится уничтожить все то, чем, на началах частной собственности, не могут обладать все; он хочет насильственно абстрагироваться от таланта и т. д. Непосредственное физическое обладание представляется ему единственной целью жизни и существования; категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей; отношение частной собственности остается отношением всего общества к миру вещей... (стр. 83)
Заменяя в приведённой Кара-Мурзой цитате отточия текстом Маркса (выделено bold-ом) читаем:
http://www.marxists.org/russkij/marx/1844/manuscr/7.htm
коммунизм есть положительное выражение упразднения частной собственности; на первых порах он выступает как всеобщая частная собственность 55. Беря отношение частной собственности в его всеобщности, коммунизм
1) в его первой форме является лишь обобщением и завершением этого отношения 56. Как таковой он имеет двоякий вид: во-первых, господство вещественной собственности над ним так велико, что он стремится уничтожить все то, чем, на началах частной собственности, не могут обладать все; он хочет насильственно абстрагироваться от таланта и т. д.
Как видим Маркс рассматривает грубый коммунизм, как “положительное выражение упразднения частной собственности”, как “обобщение и завершение этого отношения (отношения частной собственности)”. “Грубый коммунизм” Маркса есть первая фаза всякой коммунистической революции, к выдуманному Кара-Мурзой “русскому коммунизму” эти рассуждения никакого отношения не имеют. Чтобы скрыть сей факт, мэтру пришлось поработать над цитатами с помощью ножниц и клея. А ниже, на стр. 87 “грубый коммунизм” превращается у мэтра уже в “грубый крестьянский коммунизм”. Указанного достаточно чтобы стало ясно, чего стоят все дальнейшие рассуждения СГКМ об отрицании русской революции основоположниками марксизма на основе концепции “грубого коммунизма”.
>Из этой концепции прямо вытекала необходимость разрушения общины и раскрестьянивания России, превращения крестьян в фермеров и сельский пролетариат.
Здесь опять будет полезно припасть к первоисточнику и узнать, что же на самом деле писали по данному вопросу основоположники научного коммунизма, чтобы убедиться, что высосанные из пальца глубокомудрые умозаключения Кара-Мурзы не имеют никакого отношения к реальности.
Анализируя происхождение капиталистического производства, я говорю: «В основе капиталистической системы лежит, таким образом, полное отделение производителя от средств производства... основой всего этого процесса является экспроприация земледельцев. Радикально она осуществлена пока только в Англии... Но все другие страны Западной Европы идут по тому же пути» («Капитал», франц. изд., стр. 315).
Следовательно, «историческая неизбежность» этого процесса точно ограничена странами Западной Европы. Причины, обусловившие это ограничение, указаны в следующем месте XXXII главы:
«Частная собственность, основанная на личном труде... вытесняется капиталистической частной собственностью, основанной на эксплуатации чужого труда, на труде наемном» (там же, стр. 341).
В этом, совершающемся на Западе процессе дело идет, таким образом, о превращении одной формы частной собственности в другую форму частной собственности. У русских же крестьян пришлось бы, наоборот, превратить их общую собственность в частную собственность.
Анализ, представленный в «Капитале», не дает, следовательно, доводов ни за, ни против жизнеспособности русской общины. Но специальные изыскания, которые я произвел на основании материалов, почерпнутых мной из первоисточников, убедили меня, что эта община является точкой опоры социального возрождения России, однако для того чтобы она могла функционировать как таковая, нужно было бы прежде всего устранить тлетворные влияния, которым она подвергается со всех сторон, а затем обеспечить ей нормальные условия свободного развития.(К. Маркс Письмо В.И. Засулич, Лондон, 8 марта 1881 г. [4, 136-137])
Прежде всего Маркс отвергает навязанный ему «Отечественными Записками» взгляд, будто он, так же, как и русские либералы, считает, что для России нет более неотложного дела, как уничтожить крестьянскую общинную собственность и стремительно перейти к капитализму. Его краткое замечание о Герцене в добавлении к первому изданию «Капитала» ровно ничего не доказывает. Это замечание гласит: «Если на европейском континенте влияние капиталистического производства, которое подрывает род людской... будет развиваться, как это было до сих пор, рука об руку с конкуренцией в раздувании масштабов национальной военщины, государственных долгов, налогов, в изящном способе ведения войны и т. д., — то, пожалуй, в конце концов, станет действительно неизбежным омоложение Европы при помощи кнута и обязательного вливания калмыцкой крови, о чем столь серьезно пророчествует полу россиянин, но зато полный московит Герцен (заметим, между прочим, что этот беллетрист сделал свои открытия относительно «русского коммунизма» не в России, а в сочинении прусского регирунгсрата Гакстгаузена)» («Капитал», т. I, первое немецкое издание, стр. 763). Затем Маркс продолжает: это место «ни в коем случае не может служить ключом к моим воззрениям на усилия» (далее в подлиннике следует цитата на русском языке) «русских людей найти для своего отечества путь развития, отличный от того, которым шла и идет Западная Европа» и т. д.(Энгельс. Послесловие к работе «О социальном вопросе в России» [5, 448-449])
Итак, общефилософские рассуждения Маркса о “положительном выражении упразднения частной собственности” не имеют никакого отношения к вопросу о генезисе капитализма в России, о судьбах русской общины и мелкого крестьянского хозяйства. Всё это “вопрос факта”, как говаривал Ленин. Кара-Мурза фактов не касается, ему главное поругаться на марксистов. Когда же он касается фактов, получается следующее.
>Маркс писал в «Капитале»: «Итак, к чему сводится первоначальное накопление капитала, т.е. его исторический генезис? Поскольку оно не представляет собой непосредственного превращения рабов и крепостных в наемных рабочих и, следовательно, простой смены формы, оно означает лишь экспроприацию непосредственных производителей, т. е. уничтожение частной собственности, покоящейся на собственном труде» [100, с. 770].
>Но в России крестьяне не имели «частной собственности, покоящейся на собственном труде» (за исключением деревянной сохи и небольшого количества скота) - земля находилась в общинной и феодальной собственности.
Кара-Мурза забывает, что неотчуждаемость надела не отменяет мелкобуржуазный характер крестьянского хозяйства. Все признаки такого хозяйства - независимое ведение хозяйства каждой крестьянской семьёй, независимое распоряжение продуктом труда, находящиеся в частной собственности средства производства (рабочий скот и сельхоз инвентарь) – были в крестьянской общине налицо. Образование пролетариата шло в России не через радикальную насильственную экспроприацию, основным механизмом здесь было внутреннее разложение общины. Вопрос этот широко освещался Лениным в работе “Развитие капитализма в России”, но с этой книгой СГКМ избегает спорить по существу.
>Более того, и феодальная собственность не была частной. Исторически в ходе собирания земель, в процессе превращения «удельной Руси в Московскую», шло упразднение зачатков частной собственности – процесс, обратный тому, что наблюдалось на Западе. Владение землей стало государственной платой за обязательную службу. Историк Р. Пайпс пишет: «Введение обязательной службы для всех землевладельцев означало... упразднение частной собственности на землю. Это произошло как раз в то время, когда Западная Европа двигалась в противоположном направлении. После опричнины частная собственность на землю больше не играла в Московской Руси сколько-нибудь значительной роли» (цит. по (119]).
Из этих преданий старины глубокой Кара-Мурза выводит, что в конце XIX-го века в России не было частной собственности на землю. Прекрасный образец полемики!
3. (стр. 87) О том как злые марксисты травили народников
>Энгельс в связи с брошюрами Ткачева предупреждал в 1875 г.: «Русские должны будут покориться той неизбежной международной судьбе, что отныне их движение будет происходить на глазах и под контролем остальной Европы» [88, с. 526]. К чему же свелся этот европейский контроль? Прежде всего, к атаке на российское народничество и к побуждению русских марксистов вести такие атаки и внутри России.
Давайте последуем нашему обычному правилу и возьмём цитату в более широком контексте.
Множество странных явлений, происходивших в русском движении, объясняется тем, что долгое время всякое русское сочинение было для Запада книгой за семью печатями и что поэтому Бакунину и иже с ним легко было скрыть от Запада свои проделки, давно уже известные среди русских. … Теперь этому наступил конец. Знание русского языка, — языка, который всемерно заслуживает изучения и сам по себе, как один из самых сильных и самых богатых из живых языков, и ради раскрываемой им литературы, — теперь уж не такая редкость, по крайней мере, среди немецких социал-демократов. Русские должны будут покориться той неизбежной международной судьбе, что отныне их движение будет происходить на глазах и под контролем остальной Европы. Никому не пришлось так тяжко поплатиться за прежнюю замкнутость, как им самим. Если бы не эта замкнутость, их нельзя было бы годами так позорно дурачить, как делали это Бакунин и иже с ним. И больше всего пользы от критики со стороны Запада, от взаимного международного воздействия различных западноевропейских движений на русское и обратно, от осуществляющегося, наконец, слияния русского движения с общеевропейским извлекут сами русские.[6, 526]
Весь зловещий контроль “остальной Европы” свёлся на то, что русский язык получает широкое распространение в среде немецкой социал-демократии, и теперь всякий немецкий социал-демократ может критиковать народника, если последнее придёт ему в голову. Мы видим, что Энгельс приветствует тот факт, что русское революционное движение становится равноправным участником общеевропейского движения. "Контроль остальной Европы" - всего лишь прозрачность русских дел, а Кара-Мурза трактует подобный контроль, как подчинение.
>Энгельс пишет Вере Засулич (3 апреля 1890 г.): «Совершенно согласен с Вами, что необходимо везде и всюду бороться против народничества - немецкого, французского, английского или русского. Но это не меняет моего мнения, что было бы лучше, если бы те вещи, которые пришлось сказать мне, были сказаны кем-либо из русских» [?*].
>Приняв эти установки, российские марксисты много сделали для разгрома народников
Жаль, что Кара-Мурза не объясняет кто такие английские, немецкие и французские народники – неужели это тоже “русские коммунисты”, которые собрались в своих странах строить коммунизм из сельской крестьянской общины? Но важно даже не это. Из приведённого отрывка видно, что Энгельс отказывается вмешивать в спор русских марксистов и народников свой авторитет - “было бы лучше, если бы те вещи, которые пришлось сказать мне, были сказаны кем-либо из русских”.
Ещё один пример:
Для меня историческая теория Маркса — основное условие всякой выдержанной и последовательной революционной тактики; чтобы найти эту тактику, нужно только приложить теорию к экономическим и политическим условиям данной страны.
Но для этого необходимо знать эти условия; что же касается меня, то я слишком мало знаком с современным положением в России, чтобы взять на себя смелость судить о частных вопросах тактики, которой следует придерживаться там в тот или иной момент. Кроме того, внутренняя, сокровенная история русской революционной партии, в особенности за последние годы, мне почти совершенно неизвестна. Мои друзья из народовольцев мне о ней никогда не говорили. А это — необходимое условие, чтобы составить себе определенное мнение.(ЭНГЕЛЬС ВЕРЕ ИВАНОВНЕ ЗАСУЛИЧ В ЖЕНЕВУ Лондон, 23 апреля 1885 г. [36, 163])
Т.е. и здесь Энгельс, которого Кара-Мурза силится изобразить организатором травли народников, тактично отклоняет предложение открыто выступить на стороне одной из российских революционных партий.
4. (стр. 88) О чтении Энгельгардта между строк.
>Таким образом, Ленин исходит из того постулата, который мы находим уже в предисловии к «Капиталу» Маркса – капиталистический способ производства может охватить все пространство («весь аграрный строй государства становится капиталистическим»). То есть, вся сельская Россия в принципе может стать капиталистической, и к этому направлена русская революция. И народники, и А.Н. Энгельгардт в своих «Письмах из деревни» старались показать, что это невозможно именно в принципе, а не из-за умственной косности крестьянства.
Дело в том, что А.Н. Энгельгардт в своих “12 письмах из деревни” вопрос, поставленный подобным образом, просто не рассматривал. Зато сумел организовать в своём имении образцовое капиталистическое хозяйство...
5. (стр. 88) О тайном внутреннем перевороте Ленина в 1908-ом году, в результате которого он превратился из марксиста в законспирированного народника
>Предвидения о буржуазном характере русской революции не сбылись. Революция 1905-1907 гг. свершилась, а капиталистического хозяйства как господствующего уклада не сложилось ни в одном из ее течений.
Вот цитата из письма Ленина Скворцову-Степняку, на которое Кара-Мурза ссылается в дальнейшем как на доказательство поворота Ленина от марксизма к народничеству.
новые события (и события всемирно-исторической важности, каковы 1905—1907 гг.) поставили вопрос более конкретный, более детальный, вопрос о борьбе двух путей или методов капиталистического аграрного развития. Когда мы боролись с народниками за доказательство того, что этот путь неизбежно и бесповоротно — капиталистический, мы были вполне правы и мы не могли не сосредоточить всей силы, всего внимания на вопросе: капитализм или «народное производство». Это было и естественно, и неизбежно, и законно. Но теперь этот вопрос решен и теорией и жизнью (ибо мелкобуржуазность трудовика en masse доказана новейшей русской историей), а на очередь поставлен другой, высший вопрос: капитализм типа А или капитализм типа Б? И, по моему крайнему разумению, Ильин был прав, когда в предисловии ко второму изданию книги указал, что из нее вытекает возможность двух видов капиталистического аграрного развития и что историческая борьба этих видов еще не кончена.[7, 228]
>После 1908 г. Ленин уже по-иному представляет сущность спора марксистов с народниками. Он пишет в письме И.И. Скворцову-Степанову: «Воюя с народничеством как с неверной доктриной социализма, меньшевики доктринерски просмотрели, прозевали исторически реальное и прогрессивное историческое содержание народничества... Отсюда их чудовищная, идиотская, ренегатская идея, что крестьянское движение реакционно, что кадет прогрессивнее трудовика, что «диктатура пролетариата и крестьянства» (классическая постановка) противоречит «всему ходу хозяйственного развития». «Противоречит всему ходу хозяйственного развития» - это ли не реакционность?!» [122, с. 229].
>Из этого ясно видно, что трактовка, которую давал проблеме сам Ленин за десять лет до этого, ушла в прошлое, он о ней даже не вспоминает. «Чудовищная, идиотская, ренегатская идея» меньшевиков, не понявших прогрессивного содержания народничества - это полное отрицание марксистской догмы.
Чтобы оценить весь юмор СГКМ, необходимо полностью прочесть письмо Ленина Скворцову-Степанову [7, 226-232]. Я же лишь укажу на то, что крестьяне рассматривались Лениным в качестве революционной силы ещё в 1899-ом году.
Таким образом, русский социал-демократ, даже если он принадлежит (как пишущий эти строки) к решительным противникам охраны или поддержки мелкой собственности или мелкого хозяйства в капиталистическом обществе, т. е. даже если и в аграрном вопросе он становится (как пишущий эти строки) на сторону тех марксистов, которых всякие буржуи и оппортунисты любят теперь ругать «догматиками» и «правоверными», — может и должен, нисколько не изменяя своим убеждениям, а, напротив, именно в силу этих убеждений — стоять за то, чтобы рабочая партия поставила на своем знамени поддержку крестьянства (отнюдь не как класса мелких собственников или мелких хозяев), поскольку это крестьянство способно на революционную борьбу против остатков крепостничества вообще и против абсолютизма в частности.
...
рабочая партия не может, не нарушая основных заветов марксизма и не совершая громадной политической ошибки, пройти мимо тех революционных элементов, которые есть и в крестьянстве, не оказать поддержки этим элементам.(“Проект программы нашей партии” [8, 227-229])
Загадочным сфинксом встают эти строки перед историософией Кара-Мурзы, писанные в год окончания работы над “Развитием капитализма в России” задолго до пресловутого переворота в сознании Ильича.
Продолжение статьи...
